Алексей Песков, председатель совета директоров ОАО «САСТА»
Не секрет, что ситуация в российском станкостроении далека от благополучной. И когда приходилось спрашивать участников рынка, кто еще старается сохранить позиции и выпускать конкурентоспособную продукцию, мне уверенно называли имя Алексея Пескова. И хотя на каждой выставке «Металлообработка» наши стенды были рядом, выкроить время для интервью Алексею Пескову не удавалось, — переговоры с потенциальными покупателями шли сплошняком. Поговорить удалось в Ульяновске, на открытии завода DMG MORI. Было, на что посмотреть, было, о чем поразмышлять.
НАТУРАЛЬНОЕ ХОЗЯЙСТВО ИЛИ КООПЕРАЦИЯ
— Алексей Максимович, есть сегодня магистральная тема, звучащая со всех трибун, — импортозамещение. Где «САСТА» в этом процессе сегодня и завтра?
А что такое импортозамещение? Вот мы конструируем станок. Какие комплектующие выбирает конструктор? Правильно, берет каталоги зарубежных фирм и из них всё выбирает. Почему? Потому что отсутствует элементная база, производимая в Рос-си-и! (так и сказал по слогам — З. С.) Вот самый главный вопрос. Отсутствует инфраструктура комплектующих. А как их делать? Я начал присматривать электрошкафы к станкам. Мне в Германии показали три фирмы, которые находятся в радиусе 40 км друг от друга. Одна фирма делает 4 тысячи шкафов в сутки, другая — 2 тысячи, третья — 6 тысяч. Итого три фирмы делают 12 тысяч электрошкафов в сутки. Теперь представьте, мы делаем 25 станков в месяц, стало быть, нам требуется один-два шкафа в день, а они в день делают 12 тысяч. И как нам этих производителей заменить? У них электрошкаф с привозом ко мне в Сасово на 20% дешевле, чем получится нам самим на заводе
сделать. Как их заменить? Не заменишь никогда. Я летал в Японию. У них роботы собирают линейные направляющие. Такой робот стоит 60 шестьдесят тысяч евро. Где такие деньги предприятию взять? Такие мощности создать не-ре-а-льно! Без рынка, без государственного вмешательства в России сегодня создать мощности такие нереально.
— А в принципе разве можно сегодня вне мировой кооперации что-либо производить?
Нельзя. Это, простите, тупизм. Я специально рассказывал про электрошкафы. Нам такие мощности создавать нужно? Нет, они нам не нужны. У нас каждую неделю в Россию прибывает 40 грузовиков, битком набитых электрошкафами. Если нам создавать у себя мощности по производству электрошкафов, то мы должны будем 40 грузовиков шкафов поставлять куда-то. Куда? Разделение труда и отработка технологий создавались годами и десятилетиями. Во всем, чего не коснись. Вот у нас — вдруг! — появился отечественный пармезан, только от настоящего пармезана в нем одно название. Так и в машиностроительных технологиях — резвого прыжка вверх не получится.
ПРОЦЕСС ПОШЕЛ. КАК ИМ УПРАВЛЯТЬ?
— Сейчас в оборонно-промышленный комплекс пошли инвестиции. Вам-то это что-то дает?
Конечно. Сейчас совсем другая история. Как-то раз на «Уралвагонзаводе» имел интересный разговор: «Мы привыкли масло на хлеб намазывать, иными словами, покупать импортные станки, а теперь вы нам предлагаете перейти на маргарин?» Это уже про наши российские станки. Но процесс пошел. Раньше оборонщики нас в упор не видели, а сейчас где-то процентов 60% заказов идет от предприятий оборонной промышленности, а 40% — от гражданской. Раньше-то было 0:100, а все заказы уходили к «дяденьке за бугор». Импортозамещение — вещь хорошая, но за год-два можно заменить поставщиков продуктов питания, а в станкостроении циклы намного длиннее, труднее, больше камней преткновения. В идеале конструктор должен приходить к выбору
комплектующих от российских фирм: «Ага, эти направляющие от японцев, а эти от российского завода. У своего буду брать, потому что качество одинаковое, а логистика удобнее и выгоднее». И начнется рост. Но чтобы создать тут эти комплектующие, необходимы, во-первых, четкая государственная программа по импортозамещению, и, во-вторых, что самое главное, должен появиться рынок сбыта. А кто его формирует? Государство — через законы, правила и создание конкурентной среды, но шагов государства в этом направлении сегодня не видно. Впечатление такое, что государство не знает, на какие рычаги нажать, чтобы это сделать. Этим процессом надо управлять тонко, а управленцев высшего звена экономики, на мой взгляд, недостаточно. Вот мы сейчас с вами в Ульяновске. Завод DMG MORI хороший, но локализация пока равна нулю. И я, думаю, вряд ли локализация получится. Будут продолжать ввозить из Польши под разговоры о локализации, будут зарабатывать, а мы, российские предприятия, будем продолжать хиреть. А в ближайшие два-три года самый активный сбыт будет, потом в 2019–2020 должен быть спад, поскольку оборонные предприятия насытятся станками, они будут «упакованы». А нам что делать? Нам надо будет или выходить на какие-то другие рынки или переходить на какую-то другую продукцию, поставив крест на производстве станков. Вопрос для российского
станкостроения стоит очень остро.
— А что сегодня в ваших станках российского?
Железо, литье, неответственные подшипники.
А ответственные?
Ответственные берем у NSK. Остальному больше неоткуда взяться. Раньше в Рязани и Савёлово делали шарико-винтовые пары, а сейчас покупаем в Чехии
и у Bosch Rexroth. Револьверные головки берем итальянские или немецкие, а раньше были рязанские. Всё мы делали. Автоматические линии, роботы у себя в Сасове делали в семьдесят восьмом-восьмидесятом, сейчас везде японские роботизированные комплексы.
РАБОТАТЬ НА СЕБЯ ИЛИ НА БАНКОВСКУЮ СИСТЕМУ
— Вы сказали, что какими-то законодательными мерами надо стимулировать спрос. А чего дразнить потребителя законами, если ему недоступны дешевые короткие деньги для покупки станков — ваших ли или чьих-либо еще?
В Европейском Союзе в 2008 году наступил кризис. Они приняли закон со сроком действия до 2016 года включительно. Что закон говорит? Если я, предприниматель Евросоюза, покупаю и начинаю эксплуатировать станок, сделанный в Евросоюзе, 50 % его стоимости государство возвращает мне в виде субсидии. Это стимулирует спрос на станки. Или, например, утеплил я здание в рамках программ энергосбережения, смету представил, 50% сметной стоимости мне компенсируют в течение восьми лет. Я разговаривал об этом с хозяевами предприятий в разных европейских странах. Поскольку станки очень дорогие, заводы дают на них приличные скидки, да еще государство дает субсидии, есть и другие меры стимулирования. И в результате получается, что станок может реально достаться и за 40–45% его рыночной стоимости. И предприятия начинают перевооружаться. Я эту программу привозил сюда. Отдал в «Станкопром»: вот, говорю, мужики, это панацея. Если вы так от имени государства будете действовать, многие предприятия будут не о кредитах или еще каких-то вещах думать, а развиваться под эту программу. Но там программа обезличенная, а у нас программа упрется в чиновника, который будет сидеть и думать, что он сам
с этого будет иметь, канючить и время тянуть. А у них строго. Ты послал программу по Интернету, ее обезличенно приняли и приходит ответ — на решение вопроса требуется две месяца. Проверили тебя, через два месяца деньги на счету. Вот яркий пример выхода из положения, чтобы стимулировать спрос. Кредиты — вещь хорошая, когда она доступна. Сегодня под такие проценты ни один дурак не возьмет. Сегодня брать кредит — это работать на банк. Вот взял кредит, хорошо, если под 15–20% годовых, и работаю, а потом всю прибыль я банку должен отдать. Это называется словом бандитизм. Какое здесь развитие? Иностранным банкам сейчас доступа на российский рынок нет, поскольку они своими технологиями работы с клиентами и дешевыми кредитами наши банки
задавят. И что мы видим? Задача развить российскую банковскую систему просматривается, а задача развивать российскую промышленность — никак. Живем както за счет нефти и газа и ладно.
— Вы по структуре вашего спроса поняли, что есть оживление в военно-промышленном комплексе. А как чувствуют себя другие отрасли?
Живут только фирмы, работающие на нефть и газ, остальное — тишина.
— Главный вопрос: что происходит со станкостроением в России? Как вам видится преобладающая тенденция?
Многие заводы стали просто пропадать. Каждый год какие-то российские заводы пропадают. Пропал завод фрезерных станков из Дмитрова, Рязанский станкостроительный завод, московские восемь заводов погибли.
— Так-таки и погибли?
Просто погибли безо всякой надежды на возрождение. В станкостроении главное — люди. Наш завод строился в 1974 году и специалистов привлекали с помощью квартир — у нас квартиру можно было получить за дватри месяца. К нам из 14 регионов приехали выпускники 28 институтов — такая это была всесоюзная стройка. Команда росла вместе с заводом. Я работаю, у меня сын подрастает, я учу его тому, что знаю сам. Так передается опыт, так возрастают династии, и завод матереет, становится непотопляемым в плане технологий и качества.
— Свое конструкторское бюро у вас есть?
Есть. Двадцать пять человек у меня работают. Для нашего объема конструкторов хватает.
— Где вы их берете?
Из Москвы к нам не едут, потому что в Москве остаться престижно, Там, правда, заводы помирают, но они все равно стараются устроиться на работу в Москве. Перед глазами пример, когда инженер-метролог, окончивший Станкин, работает в универсаме кассиром. Так что наша кадровая база — в регионах России.
— Вы можете коротко сформулировать миссию «САСТЫ»?
Конечно. Заказчику — отличное оборудование и сервисная поддержка, работнику — удовольствие от работы и достойная зарплата.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Иногда разговор с представителем завода соскальзывает на его вдохновенный монолог о своем предприятии и непревзойденном качестве выпускаемой на нем
продукции. Иногда бывает по-другому, когда весь набор рецептов выхода из трудной ситуации сводится к одному: «Государство, дай денег!». В этот раз моим собеседником стал заводчанин, оперирующий категориями государственного масштаба, и при этом безо всякой зауми и патетики.
Справедливости ради надо сказать, что Алексей Песков не один такой. Умные и по-государственному мыслящие люди в стране есть и говорят они, вроде, громко. Так почему их слышат плохо?
